Фонд Егора Гайдара, Владимир Боксер, Один из основателей движения «Демократическая Россия», советник мэра Москвы 02 октября 2013
Нас совершенно застали врасплох. Хотя после указа №1400 было ожидание чего-то такого. Наши мнения разделились. Я выступал за то, что нужно провести крупную манифестацию, которая бы показала, что народ в Москве поддерживает Ельцина (понятно, что конфликт был не только институциональный, но и между сторонниками реформам и сторонниками реставрации). Многие наши активисты, звонили, спрашивали: «Когда?» Очень волновались. Потому что смущало то, что люди в количестве 5-10 тысяч человек собирались у Белого дома и вроде как изображали, что они и есть «весь народ». Рядом были силовики, которые на самом деле в глубине души по идеологии своей, по взглядам больше на той стороне, чем на этой. Единственное, что Лужков был для них был «папой». Тем не менее, у нас очень многие почему-то говорили, что власть «наша» – она должна нас защитить, поэтому не нужно никаких манифестаций, демонстраций.
Один раз, незадолго до этих событий, мы организовали шествие около 30 тысяч человек по Арбату до Манежа. Это достаточно много – потому что одно дело собирать людей в протест (тогда их бывает раз в 5-10 больше); а совсем другое – поддержка чего-нибудь. К сожалению, тогда это шествие мало кого заинтересовало: не было даже телекамер.
Мы были решительными противниками тупых административных мер – из серии отключения воды в Белом доме. Мне очень не нравилось, что сложилась ситуация, когда в оцеплении стоит несколько тысяч омоновцев, милиционеров, которые в общем-то для этого не приспособлены. Им скучно. К ним подходят старушки, говорят: «Что ж ты, милок, против народа?». Если бы к ним с другой стороны подходили старушки и молодые люди (которых там, кстати, было гораздо больше) и говорили что-нибудь, то был бы другой эффект. Но они слышали только одну сторону. В такой ситуации у них все равно зрело ощущение, что они идут против народа. Стояли там, разлагались постепенно. А тут еще делают вещи в духе отключения канализации в Белом доме. Тупое бюрократическое рвение.
Уже объявили, что будут выборы в парламент, и расчет состоял в том, что сейчас все депутаты поедут готовиться к ним в свои округа. Так бы оно и было, если бы не это отключение. Люди стали из протеста оставаться, и все это вошло в хроническую стадию.
3 октября у нас была какая-то конференция наших активистов. Это было с утра, а потом я оттуда уехал. У меня впервые за несколько недель выдалось несколько часов свободного времени, и я отправился на Войковскую, навестить родителей. По дороге мы с женой гуляли, купили куртку на толкучке. Заходим к родителям, а там по телевизору показывают момент обострения, когда уже появились слухи, что внутренние войска перешли на сторону восставших и тому подобное. До этого я работал в мэрии как раз рядом с Белым домом. То помещение, где я работал, как оказалось, тоже захватили.
Следующий сюжет – сообщение о том, что вся толпа движется к Останкино. Я срочно звоню в телецентр Кириллу Игнатьеву. Там мне говорят: «Да, ситуация такая. У нас тут только восемь милиционеров практически без оружия, которые уже готовы сдаться. Что делать? Все страшно перепуганы. Никто ничего делать не хочет». Я созвонился со своими. Они, человек 200-300, как раз были на конференции. Сначала они пошли к Кремлю, а потом все двинулись на Советскую площадь рядом с Моссоветом. К тому моменту там собралось 2-3 тысячи людей – ядро активистов.
Потом последовал призыв Гайдара по телевидению и после него пришли десятки тысяч. По моим приблизительным оценкам – 25-30 тысяч вечером собралось. Мы простояли всю ночь, и это сыграло ключевую роль. Потому что, насколько я знаю от непосредственных очевидцев – в Кремле был полный паралич: все испугались, разбежались и пр. Еще может быть сыграло роль то, что в Москве был очень «реальный» человек – Юрий Михайлович Лужков. Для той стороны это тоже было важно. Когда мы стояли у Моссовета, я туда заходил и видел, что у Лужкова стояли автоматчики. Ясно было, что просто так они не сдадутся, и дело было не столько в демократии, сколько в том, что он был для них «хозяин». Это был тоже очень значимый факт, который сыграл важную роль как в августе 1991, так и в октябре 1993 года. При всей неоднозначности моего отношения к этой фигуре. Пожалуй, это было единственное место, где я точно знаю, что была организована вооруженная сила, которая могла бы оказать реальное сопротивление.
Важнейшую роль, конечно, имел призыв Гайдара. Тот факт, что по его призыву пришло раза в 3-4 больше людей, чем было у Белого дома, сыграл основную роль в том, что военные заняли определенную сторону. Грачев до этого все саботировал. Он не хотел оказаться крайним, не хотел вмешиваться, потому что казалось, что «народ против». Но когда армия начала действовать, то все это было сделано так, как будто они ни к чему не готовилось – они должны были замести следы своего саботажа и сделали так по-идиотски, топорно, со всеми этими танковыми выстрелами.
Потом началась интересная история по освобождению очагов сопротивления советской власти в различного рода райсоветах. Сначала нам сказали, что Свердловский райсовет в районе Неглинки – это главный штаб хасбулатовцев, и во главе него начальник Бутырской тюрьмы Семенов. Тогда все активисты, выстроились со знаменами, примерно три четверти женщин, абсолютно все безоружные, 500-600 человек, и такой большой толпой с трехцветными российскими знаменами пошли туда. Мне в тот момент из мэрии сказали, что на самом деле ситуация несколько другая – просто у этого Семенова на одном этаже пьяные казаки, а на другом пьяные афганцы и все разных политических взглядов – поэтому очень бояться, как бы чего нехорошего не вышло, а Семенов со своей помощницей хочет, чтобы его препроводили… Мы туда пришли – и правда там такие животы, как в постановочных фильмах про батьку Махно. Такие опереточные с одной стороны казаки, с другой стороны афганцы. Оказалось, что все они приблизительно одних взглядов. Короче говоря, с Семеновым мы разобрались и отвели его в мэрию.
Тут нам сообщают, что, оказывается, главное сопротивление хасбулатовцев сосредоточено в Киевском райсовете, который уже гораздо ближе к Белому дому, и надо срочно идти туда ликвидировать этот очаг. Приблизительно та же толпа с флагами повернулась и пошла туда. Тут неожиданно возникла странная полуторотоннка, как из фильмов про гражданскую войну. Матросов не было, но полуторотоннка с шофером и правда была, и там еще четыре человека, один из которых оказался моим другом детства – он просто пришел по призыву Гайдара. Мы на этой полуторотоннке, обогнав толпу, поехали. На что мы рассчитывали – абсолютно непонятно. Не было ни оружия, ни вообще ничего.
Мы приехали на место, а там абсолютная темень, и вдруг видим, что окна наверху зажглись и сразу потухли. Мы постучали в дверь, нам открыла какая-то бабка, мы ее сразу отодвинули и побежали по лестнице, как в каком-то фильме. Наверное, как по лестнице Зимнего дворца. Забегаем наверх в большой кабинет, где у них был зал заседаний. Там сидит председатель райсовета Полунин – был такой оппозиционный деятель, и с ним какой-то депутат. Мы застали их у факса, по которому они отправляли по разным адресам призывы войскам, чтобы они шли им на выручку.
Они до этого, наверное, не раз уже слышал мифы про кровавого Боксера – а про меня ведь писали, что я могу быстро мобилизовать до двух дивизий вооруженных боевиков и т. п. Они, наверное, думал, что все это фигня. Но тут видимо решили, что может быть это и правда. А я говорю: «Ну, что, Полунин, не ждал?». А он таким обреченным голосом: «Да, нет, собственно говоря, ждал». Тогда я говорю: «Ну, что, поехали!». Они не сопротивлялись.
Мы выходим к грузовику. В этот момент подваливает толпа тех, кто шел пешком – там много женщин, пожилых людей. Все переполнены энтузиазмом. К ним кто-то подбегает и говорит, что Киевский райсовет, освобожден, а на самом деле, главное гнездо хасбулатовцев в Октябрьском райсовете. Они прямо на полном ходу развернулись и пошли туда, освобождать октябрьский райсовет. Самое главное, что часть из тех, кто были с нами в полуторатонке, сразу в порыве энтузиазма ринулись с толпой. Нас осталось двое и шофер, который непонятно какой политической ориентации, и еще двое задержанных. В общем, уже не ясно, кто кого должен конвоировать. Но они чувствовали себя обреченными и никакого сопротивления не оказывали. Только этот депутат сказал: “Вы знаете, у меня две недели назад вырезали аппендицит”, – и мы сказали ему, чтобы он садился в кабину, а мы с Полуниным сели в кузов. Оказалось, что у этой полуторатонки борт очень сильно отходил, и пока мы ехали в мэрию, я только и думал о том, что вот сейчас борт отвалится, Полунин свалится, разобьется и потом будут говорить, что боевики Боксера над ним издевались.
Но мы благополучно доставили Полунина в мэрию. Там его продержали несколько часов, потом отпустили. Честно говоря, мы просто боялись, что его там узнают и морду набьют. После этого мне наконец сказали, что основное вооруженное сопротивление в Пролетарском райсовете, и надо ехать туда. Говорят: «На этот раз мы дадим тебе уже реальные силы и даже со стволами! Никого из своих не бери, тут могут стрелять и прочее». Я думаю: «Ёлки-палки, что же это такое будет?». Смотрю – стоят две машины и там явно бывшие менты (видно по взглядам и по всему). Они, как я понял, были из службы охраны, к мэрии имели какое-то отношение. Они тоже видимо поверили в миф обо мне – что у меня есть боевики какие-то. В общем, мы сели в машину. Они едут с разрывом метров 20, все время друг с другом говорят по рации: «Я – Сокол, я – Сокол. Беркут, как слышно?» – мне это очень понравилось..
Приехали к райсовету. Я говорю, что нужно заходить. А один говорит, что, дескать, так не делается, надо сначала с тылу посмотреть, и одна наша машина отъехала. Тут вдруг такой грохот, шум и въезжают наверное 20 или 30 мотоциклов, а в них менты с автоматами. Ну, я думаю: «Все!» У нас-то на всех кажется только два пистолета. Чего делать? Тогда один из наших говорит: «Я сейчас пойду с ними переговорю, вдруг какие знакомые встретятся» – и пошел туда с полуобреченным видом, начали говорить. Выяснилось, что это защитники мэрии, и они устранили власть советов еще за шесть часов до этого, а эти менты там остались – на всякий случай. Они сами решили, что мы представители Хасбулатова – хорошо ещё, что стрелять не начали. В общем, поговорили, вернулись назад и на этом, по сути, все мои приключения закончились. Утром только помню, что мы опять зашли на территории мэрии по телевизору, кажется CNN, стали показывать, как стреляют по Белому дому. Помню только, что мы сказали: «Ну, и дураки же!» И было ясно, что все это ещё здорово отзовется…
|