|
Евгений Иванов , «НАКАНУНЕ.RU» – nakanune.ru 17.02.2025, 07:00
Депутат Госдумы от ЕР Светлана Бессараб внезапно предложила подумать о сокращении рабочей недели с 40 до 36 часов, по ее словам, это возможно после окончания украинского конфликта.
Она заявила, что работников производств это не коснётся, но зато коснётся сотрудников офисов, работников торговли и услуг. При этом тут же парламентарии большинством голосов от ЕР отклонили проект депутата от ЛДПР Ярослава Нилова о сокращении рабочего времени для женщин с детьми хотя бы на час в неделю, в пятницу.
Не секрет, что прямо сейчас власти решают противоположную сокращению рабочего времени проблему — проблему нехватки кадров. Так зачем эти обсуждения о сокращении рабочей недели? Своим мнением об этом с Накануне.RU поделился экс-министр труда РФ, доктор экономических наук Сергей Калашников.
— Почему ведутся разговоры о сокращении рабочей недели?
— Дело в том, что сокращение рабочего времени — это общая тенденция, и связана она с двумя вещами. Во-первых, с тем, что, как показала практика, сокращение рабочего времени приводит к повышению производительности труда, как это ни странно звучит, к интенсификации производства. И второе, предоставляет людям больше возможностей для свободного времени и удовлетворения их потребностей. В частности, опыт Советского Союза свидетельствует как раз об этом. Дело в том, что когда в 1940 году переходили от семидневной к шестидневной рабочей неделе, это сразу дало зафиксированное повышение производительности труда. Точно так же случилось в 1968 году, когда переходили с шестидневной рабочей недели на пятидневную.
Поэтому то, что предлагает Бесараб, это, на мой взгляд, не очень разумное предложение по одной простой причине. Госслужба, она обслуживает людей, и если люди будут работать на производстве, а при этом учреждения не будут работать, то людям от этого легче не станет. И проблема производительности труда госслужащих совсем по-другому меряется, чем, допустим, на производстве. То есть я считаю, что это чисто популистское, достаточно странное предложение.
А вот то, что предлагает Нилов о сокращении на один час рабочей недели в последний рабочий день, в пятницу, — это давно обсуждаемое и очень разумное предложение по той простой причине, что там, где это внедрялось, а в условиях covid многие предприятия экспериментировали, это дало положительный эффект. А во-вторых, мы прекрасно понимаем, что в пятницу последний час перед окончанием работы абсолютно непродуктивен. Я считаю, что это очень разумное предложение.
И хочу напомнить, что в мире есть страны — это прежде всего скандинавские страны: Финляндия, Швеция, Дания, Норвегия, где рабочая неделя составляет 30 рабочих часов, и это даёт положительный эффект.
— Раз этот положительный эффект официально отмечается, то почему все-таки не переходят тогда на сокращение, что удерживает наших чиновников?
— Вы знаете, есть наука, а есть здравый смысл, и в данном случае здравый смысл входит в противоречие с наукой. Здравый смысл говорит нам, что не хватает рабочих рук, поэтому сокращать рабочую неделю нельзя. Ну, логика есть, тогда как те эксперименты, которые были, не совсем однозначны. Дело в том, что нельзя переводить на сокращённую рабочую неделю чохом все отрасли или какие-то отдельные учреждения. Для разных отраслей это сокращение бывает и неоправданным. Должна быть определённая избирательность, а для того, чтобы осуществить определённую избирательность, действительно нужно изучать эту тему и предлагать это внедрение поэтапно, исходя из особенностей производства или, скажем так, деятельности на каждом рабочем месте, в каждом учреждении, в каждой организации, на каждом предприятии.
— Какие условия должны сложиться для оправданного сокращения рабочей недели? Может быть, производительность труда должна резко повыситься? Но ведь тогда надо массово заменять старые станки на заводах, а кто этим занимается?
— Производительность труда зависит от двух вещей. От той техники и организации, которая существует на данном рабочем месте, и от мотивации труда.
История организации труда знает примеры, когда люди давали фантастическую производительность труда, падая в обморок возле станков, при этом всё давая-давая-давая-давая. Нужно понимать, что в современных условиях, когда появляются всё больше и больше операторские профессии, доля вклада человека в производительность труда растет, даже по сравнению с техническим ростом. Вот сокращение рабочего времени как раз относится к проблеме мотивации человека к труду и создания благоприятных условий труда, предотвращения выгорания во время работы, создания желания работать, чтобы человек шел на работу не как на каторгу, а воспринимал это как часть своей хорошей, наполненной жизни.
Поэтому здесь я еще раз говорю: для всех отраслей однозначного ответа нет, нужно, по сути дела, решать проблему по разным отраслям, по разным предприятиям, а может быть, даже и по разным рабочим местам, что было наиболее разумно.
— По-вашему, где уже сейчас назревает возможность сократить рабочую неделю, в каких отраслях или профессиях?
— Мне трудно голословно сказать, это будут чисто такие умозрительные выводы. Все-таки нужно каждый раз исследовать этот вопрос. Кстати, небольшая ремарка. В начале девяностых, первое, что уничтожили на предприятиях, это систему научной организации труда. Хотя Советский Союз был родоначальником этой системы. Наиболее выдающиеся достижения были достигнуты в Советском Союзе, и это давало естественный эффект, но это эффект, который, ну, скажем так, не бросался в глаза. Это эффект, который многие не понимали в силу безграмотности и отсутствия понимания глобальных процессов, поэтому отделы научной и организации труда, отделы НОТ – первое, что пошло под нож на предприятиях. Потом пошли под нож социально-психологические лаборатории, которые были во многих крупных предприятиях. Потом начали резать, хотя вовремя остановились, отделы профессионального образования, которые были тоже практически на каждом предприятии. Вот навскидку из моего опыта, чисто умозрительного, не подтверждённого фактами, я бы сказал.
Так что, конечно, сокращение на один час рабочей недели возможно в офисной структуре, в любой офисной структуре, за исключением тех структур, которые оказывают услуги населению: там нужно, чтобы доступность услуг населению была все время. Это возможно в машиностроении, там, где нет непрерывных процессов производства. А вот, например, врачей, учителей, ну никак нельзя сокращать.
— Работники, насколько у них есть потребность в сокращённой рабочей неделе. То есть с обратной стороны зайдём, есть ли какие-то мотивы у людей?
— Конечно, как говорил многоуважаемый Карл Маркс, богатство общества определяется свободным временем его членов. Люди хотели бы, чтобы работа и свободное время, которое они могут посвятить любимым вещам, они находились в равновесии. Это не значит, что работа это наказание. Люди находят удовольствие в работе, если она не чрезмерна. Раб не находит удовольствия от работы, а вот свободный творец он практически не перестаёт, особенно творческие работники, он никогда не перестаёт работать, сочетая это с отдыхом.
— Ну а можно ли ожидать тогда, что зарплаты снизятся у тех, кто будет работать на сокращённой рабочей неделе?
— Проблема зарплаты — это совсем не связанная на сегодняшний день с продолжительностью рабочего дня. Вот у нас сорокачасовая рабочая неделя, и при этом месячная зарплата со всеми надтарифными выплатами. Но согласитесь, что это совсем не связанные вещи. Если бы у нас была почасовая минимальная оплата труда, а лучше все-таки это средняя почасовая оплата труда, тогда бы, конечно, это было связано, и это было бы мощнейшим стимулом повышения производительности труда.
Организаторы производства, собственники, да и правительство забывают, что мы платим за конечный результат. То есть любой предприниматель платит за конечный результат. Чем больше его доход, тем больше он имеет возможность платить людям. А постановка вопроса, что мы платим за то, что человек отбывает какое-то время на работе — это совершенно тупиковая направленность. У нас на сегодняшний день доход предприятия и конкретная нагрузка на человека просто разорваны, здесь нужно в корне менять. То есть, я бы сказал так, что то, что предлагает Нилов, это, на мой взгляд, эффективная терапевтическая мера. А вот в дальнейшем все-таки нужно проводить хирургические операции по организации труда в России.
— О страхах людей. Можно ли ожидать, что работодателям разрешат законодательно принудительно сокращать рабочую неделю или принудительно понижать в зарплате? Можно ли этого бояться?
— Я думаю, что бояться не надо, потому что и сейчас платят условную цену, оценивая функции работника и никак не соизмеряя это с временем, которое он пьёт чай на час раньше уходит с работы и так далее. Рабочая неделя почасовая закреплена законодательно, и она не может быть никем нарушена.
Я боюсь, что горячие головы могут очень сильно наломать дров, а предприниматели, пользуясь вот этой неразберихой, постараются в этих условиях повысить уровень эксплуатации работника за счёт уменьшения зарплаты ему. Ну, это нужно просто пресекать.
— То есть ту же Конституцию менять не станут?
— Понимаете, вся вторая половина 19 века прошла под эгидой борьбы за восьмичасовой рабочий день. Из неё родилась вся социал-демократия из этой идеи. Поэтому это вопрос действительно не просто сокращения рабочего времени, это в определённой степени фактор, который влияет на всю нашу жизнь. Поэтому я считаю, что если будут приняты какие-то кардинальные решения, то потребуются изменения в законодательстве.
— Насколько сильно и заметно сокращение рабочей недели скажется на росте экономики?
— Нельзя преувеличивать влияние сокращения на один час. Я более радикальные способы не рассматриваю. На один час — это будет положительное влияние, но не грандиозное.
— А на 4 часа если сократить рабочую неделю, до 36 часов?
— Я думаю, что мы к этому не готовы. Есть даже такие идеи – сделать рабочий день четырехчасовым. Причём это очень широко, популистски рассматривается. Я считаю, что в данном случае экономика к этому не готова. Раз. Ну и это потребует коренной перестройки всей нашей общественной, социальной и производственной жизни. И я не думаю, что это научно обосновано. Дело в том, что есть периоды врабатываемости, периоды максимальной эффективности рабочего дня, параметры снижения способности. Ну и наконец, это все упирается в мотивацию. Вот мы имеем на новогодние каникулы огромных 10 дней безделья, люди дуреют, я прошу прощения за такую фразу, от вот этого безделья. А представьте себе, что это на весь год. Нужно же это время свободное чем-то заполнять.
— Вы сказали, нужно инновационное мышление у работодателя, чтобы пойти на сокращение. Есть ли сейчас какие-то работодатели, которые готовы на это пойти, и что на это влияет?
— Конечно, есть. Раньше понятие ненормированного рабочего дня распространялось только на отдельные категории, ну, например, на госслужащих, и оно подразумевало, что человека можно без оплаты сверхурочных заставить работать до глубокой ночи тогда, когда это аврал, когда это нужно и так далее. Сейчас существует тенденция в различного рода высокотехнологических компаниях, предоставлять людям свободный график работы с ненормированным рабочим днём, что записывается в трудовые контракты по одной простой причине. Вот творческий человек, он не разделяет жёстко рабочее время, и время отдыха: он думает, когда катается на лыжах, он думает, когда обедает, у него между работой и жизнью нет жёсткой перспективы — закрыл рот, пошёл домой — такого сейчас уже в высокотехнологическом производстве нет. Чем более высоким будет высокотехнологическое производство, тем более широко работодатели будут понимать, что предоставление свободного гибкого графика с нефиксированной рабочей неделей и часами рабочей недели, тем более они становятся эффективными. Ну и дистанционная занятость, как вы себе представляете, дистанционную занятость? А она очень сильно расширяется после covid, после 2020 года, что человек проснулся, сел в 8 часов за письменный стол и до 5 часов вечера с перерывом на обед работает. Ну, понимаете, что на дистанционной занятости у себя дома дети пищат, готовить еду надо — так не бывает. Это все говорит о том, что эти процессы, они уже идут.
— Если подытожить, насколько мы близко к тому, что начнёт сокращаться рабочая неделя?
— Вы знаете, один час в пятницу все понимают, что он погоды не делает, потому что все равно люди последний час перед уходом в пятницу не работают. Тем более, что такой опыт для многих предприятий, он есть. Как мы перед праздничными днями делаем день короткий, на час коротким день, мы имеем этот опыт, и все понимают, что здесь никаких особых изменений не будет. Хотя я считаю, что определённые положительные изменения будут.
Что же касается более глобальных изменений, то я думаю, что сейчас совсем не время. Дело в том, что мы недооцениваем, я имею ввиду, не специалисты недооценивают роль трудовых ресурсов в экономической системе государства, чтобы вводить какие-то коренные изменения в систему организации труда, а рабочее время относится именно к этой системе. Нужно предусмотреть комплексное изменение всей экономики. То, что в экономике назрела необходимость перемен, понимают многие, а вот дальше начинаются споры — кто что предлагает, кто в лес, кто по дрова, то есть, другими словами, пока не будет выработана общая экономическая концепция реформы, просто тянуть за одну ниточку – время занятости человека на производстве — не даст, соответственно, результата, а может привести даже к негативным последствиям. Это только одно из направлений, один из элементов той реформы экономической системы, которой требует наша страна.
— Можно ли говорить о том, что упомянутое Бессараб окончание украинского конфликта станет началом для переосмысления и началом движения к сокращению рабочей недели?
— Ну, конечно же, нет. Ну, конечно же, нет связи между сложившейся в стране социально-экономической системой и специальной операцией, ну, нет никакой. Да, социально экономическая система испытывает дополнительные мощные нагрузки, но это же не решает проблему структурных реформ экономики. Евгений Иванов
|
