Игорь Гомольский , «Украина.ру» – ukraina.ru 11.11.2024, 06:03
Коллаж: Игорь Селюнин, интервью
О своей книге "Менестрель", презентованной недавно в Донецке, а также о своем пути на войну, творчестве в зоне конфликта, вдохновении и многом другом журналисту издания "Украина.ру" рассказал старший наводчик минометной батареи 110-й бригады, начинающий писатель Александр Селюнин, известный под позывным "Шашка".
— Александр, недавно ты презентовал в Донецке сборник "Менестрель". Расскажешь о нем?
— Еще до поездки на СВО я стал вести Telegram-канал "За окошком кончилась жара", который ведется от имени кошки по имени Шашка, о чем ее туповатый хозяин знает, но не догадывается. Работая на заводе, я подобрал котенка и забрал к себе. Отправившись сюда, долго думал, какой бы выбрать позывной. "Поэт"? Так "поэтов" много. Так и решил, что пусть будет какой-нибудь короткий, но броский. Но так, чтобы, во-первых, многогранный, а во-вторых, в честь животного, которому повезло с именем. Решил, что если кошке повезло, то и мне, быть может, зачтется.
Так вот! На канале выходили стихи, а потом я стал выкладывать туда посты и фотографии. Разумеется, выкладывал уже тогда, когда все это переставало быть актуальным для противника, поскольку они меня тоже почитывают.
Сборник "Менестрель" состоит из стихов, которые начал писать еще в 2015 году, эссеистики, рассказов и наблюдений, которые показались мне наиболее удачными. В принципе, это небольшая книга, изданная благодаря помощи моего командира Александра Сегеды. Человека, кстати, незаурядного, говорящего на пяти иностранных языках. Недавно он стал капитаном.
Издана книга здесь, в Донецке. Она ляжет в основу задуманной нами серии "Свои люди". Сейчас, к примеру, я занимаюсь редактированием стихов моего погибшего друга Владимира Минайлова. Это был казак и мотострелок. Человек, с которым мы ходили на позиции, с которым вытаскивали убитых и раненых. На его счету были две изданных книги. Он писал стихи и позывной у него был "Поэт". Я собирался на позицию, когда узнал, что "Поэт" – "двести". Внутри образовалась пустота, но я как-то быстро собрался, поскольку потери на войне – это не то же самое, что в мирной жизни. К тому же все в наших руках. Если эти гады убили "Поэта", значит мы должны им ответить. Вот и все.
— Многие из тех, кто на войне или возле нее сейчас пишут книги. Кто-то пишет скорее для своих, а кто-то – для тех, кто в мирной жизни. Кто твой читатель?
— Не могу сказать, что вижу какого-то архетипичного читателя. Откровенно говоря, книги я местами дарю ребятам, которые воюют. Некоторые меня даже узнают теперь. Недавно назвали ефрейтором, знаменитым на всю 110-ю бригаду. Было очень даже приятно.
Одним из самых успешных, считаю мой рассказ "Танец", основанный на личном опыте похода в разведку. Он такой…с самоиронией и всем прочим. Потому, что в литературе я никогда не пытался выставить себя каким-то героем. Очень смущаюсь, когда кто-то заводит про "вы там на передке". Господи, да я на передке суши ел! Не стоит думать, что там все, как в 41 году, сидят в грязных окопах и едят с ножа рядом с трупом убитого фашиста. И вздыхают: эх, когда ж война-то закончится?
— Но бывает и так.
— Так бывает у пехоты, в интересах которой я работаю. Оно ведь как? Артиллерия, "птичники", авиация и все-все-все, вплоть до какой-нибудь роты огневой поддержки, обслуживаем пехоту. И чем лучше мы работаем, тем меньше у пехоты потерь. Как и встарь, на пехоте все держится. Она первой заходит на позиции и первой заходит в города. Она делает столько всего, что у меня бы сил не хватило выносить такое постоянно.
Считаю, что лучшие из нас погибли в штурмах, поскольку первые патриотические волны, в большинстве своем, рвались в штурмовики. А поскольку век штурмовика короток, там погибло много настоящих патриотов и действительно талантливых людей.
Возвращаясь к теме аудитории, могу сказать, что пишу скорее для гражданских и для людей, которые посмотрели войну, а потому могут сказать, что здесь вот парень верно написал, а вот тут явно перегнул. Грубо говоря, это военная литература.
Когда все это закончится и у меня будет время, чтобы все это переосмыслить, появится военно-популярная литература. Возможно, моим читателем станет уже новое поколение, которое эта книга подтолкнет к чему-то. А может и не подтолкнет. Может решат, что автор, наверное, белиберду какую-то несет.
— Как вообще пишут на войне?
— Я вот планшет купил с клавиатурой и мышкой. Теперь с его помощью буду писать. А так… вот происходит какое-то событие, да? Я понимал, что записывать нужно по горячим следам, а потому, когда мы возвращались, я сперва заносил все в дневник, который веду уже год.
То есть сначала в дневник записываешь. Осмысливаешь информацию. А потом уже записываешь все это в формате рассказа. В какой-то более художественной форме. Уже какой-то разговор с потенциальным читателем.
Сейчас еще бывает иначе. Тут нужно признаться, что я ужасно боюсь ротации и всякий раз, когда мы едем в "буханке", стараюсь отвлекать себя либо размышлениями, либо песней "Когда мы были на войне". Почему-то мне упорно кажется, что если буду ее напевать, то ничего плохого не случится. Это одно из дурацких суеверий, от которых все никак не уйду.
Но вообще я еду и думаю. К примеру, едем мимо Первомайки и видим, как горит. Я видел, как горела Первомайка. Вот об этом можно написать. А куда это вставить? Пусть это будет рассказ, к примеру, какого-нибудь пехотинца. В таких рассказах я стараюсь описывать какой-то собственный боевой опыт, придерживаясь каких-то рамок.
Однажды, прослужив год без отпусков, я написал весьма пессимистичное стихотворение "Я не верю". Знаешь, накрыло каким-то разочарованием. А в ответ люди стали писать, что стихотворение написано не солдатом, а чуть ли не предателем Родины. Сижу и думаю: ну да, ну да, блин.
Шашка
— С дивана завсегда виднее. Это правда.
— Да, конечно. Женщине, у которой три собаки, двое детей и пятеро внуков, действительно виднее, как должен мыслить солдат.
— Забавно, что блогосферу формировали поэты, журналисты и писатели, а теперь уже блогосфера разлилась по книгам и статьям.
— Ну да. Первая часть моей книги состоит из, по сути дела, постов в соцсети, а вторая – из стихов, которые публиковал там же. Так и получился сборник.
— Может ли война в принципе выступать источником вдохновения для творческого человека?
— Я недолюбливаю Ремарка и Хемингуэя за рассуждения о потерянном поколении и бездарно потраченном времени. Скорее я симпатизирую Юнгеру, который был представителем сражавшейся молодежи, получил шестнадцать ранений, в том числе в лоб и затылок. К тому же он был неплохим литератором, хотя Ремарк, конечно, дал бы ему сто очков форы в профессиональном плане. Все же Юнгер скорее философ.
Так вот война – это, конечно же, бездарная эпоха и гуманитарная катастрофа. Но война может вдохновлять, да. Я часто говорю ребятам, что мы еще долго-долго-долго будем вспоминать эти времена. Потому, что впечатления неизгладимые. Потому, что здесь мы проживаем настолько яркую жизнь, что никакая гражданская работа такого драйва не даст.
Огромное количество судеб, которые хочется заархивировать, запечатлеть. Потому, что все они уникальны. Здесь без шуток уникальные люди. Вся проблема этих прекрасных людей в том, что они смертны. Каждого нужно запомнить. Человек уже "двести", а в памяти твоей он продолжает жить.
Я побывал в таких городах, о которых толком даже не слышал. Про Бахмут, в котором прожил три месяца, знал лишь то, что в детстве мне на голову упала книга "Бахмутский Шлях" донецкого писателя. И я невзлюбил эту книгу, поскольку треснула здорово. А с книжной полки она упала потому, что за ней мама прятала от меня конфеты.
И вот я в Бахмуте: разбитые дома, люди, судьбы, техника. Меня никогда не впечатляла парадная техника. Ну едет и едет. А вот когда мимо тебя, как электричка, проносится БМП, это совсем другое дело. Это выглядит впечатляюще.
Или наши солдаты! Я преклоняюсь перед ними. Я никогда не видел, чтобы над военнопленными издевались, но видел, как их поили чаем. И это всегда поражало. Недавно этот человек пытался убить тебя, а теперь ты наливаешь ему чай, ты разговариваешь с ним, как с равным. Потому, что это, черт возьми, человек с другой стороны. Это интересно. В войне дронов и артиллерии ты зачастую не видишь противника. Война воспринимается как некое зло, когда смерть приходит ниоткуда и уходит в никуда.
Однажды я шел на позицию за сигаретами, взял их и пошел дальше по своим делам. Иду, беседую с котом и слышу, как летит снаряд. Первая мысль была… я еще там философствовал, елки-палки. Так вот сперва хотел закрыть глаза, но потом решил не закрывать и запомнить, как все было. И вот когда снаряд ударил где-то сзади, глаза закрылись сами. Когда открыл их, кота, с которым я доселе беседовал, рядом уже не было. Я намертво сжимал сигарету, сзади что-то горело. И у меня не было мысли, что украинец пытался меня убить. Вот как у Ремарка постоянно: "Боже мой, я убил человека! В чем он был виноват?" Какая-то странная рефлексия на войне. Видно, что Ремарк толком не воевал.
Вообще думаю, что лучшая литература об этой войне будет написана людьми в тылу. Вот какой-нибудь тыловик, у которого есть представление о войне, напишет в сто раз красочнее, чем, к примеру, я. И неважно, что я буду читать эту белиберду и плеваться. Ведь остальные воспримут ее совсем иначе.
Вот книгу "В стальных грозах", которую я не особо люблю, мало кто знает, зато про "На западном фронте без перемен" слышали все. Почему? Неужели санитар пишет о войне лучше, чем штурмовик? И тем не менее.
Если серьезно, то будущее тут за изобразительным искусством. Ты видел канал "Птичник"? Когда смотрю на его работы, я вижу себя, вижу нас. Этот парень гений. Дело в том, что изобразительное искусство точнее передает весь ужас войны. И народом воспринимается лучше. Смотришь на картину и думаешь: я же там был!
В литературе мы, фронтовики, проиграем наверняка. Ну кто будет читать эти рваные телеграфные заметки? Вот если бы мы картины писали, то и воспринималось бы это людьми совсем по-другому. Война предстала бы перед ними чем-то по-настоящему ужасным, кошмарным.
Шашка на развалинах
— Ты не раз заговаривал о "после войны". А чем ты сам планируешь заняться после?
— Я, скорее всего, займусь писательской деятельностью. Устроюсь куда-нибудь на работу. Возможно, буду водить экскурсии уже как зарегистрированный экскурсовод. Это было бы интересно. А если вдруг начнется другая война, то мне уже будет стыдно оставаться в тылу. Тогда, наверное, снова пойду воевать. Ведь лучше пусть воюет человек с боевым прошлым, чем необстрелянный паренек.
— А как ты на эту попал?
— Понимаешь, до начала спецоперации я не сильно интересовался происходящим здесь. Крымскую весну воспринял положительно, Донбасс – тоже. Государство ведь прирастает. Вместе с тем я слушал "Эхо Москвы", поскольку оно было интересней, чем "Русская служба новостей". Там рассказывали, что все плохо-плохо-плохо.
Потом тема Донбасса затянулась настолько, что стала неинтересна людям от слова "совсем". Где-то с 2018 года, слыша в новости слово "Украина", я сразу понимал, что новость будет ни о чем.
А 23 февраля 2022 года ко мне приехал моей хороший приятель Паша Станиславский. Я занимался реконструкцией, и мы с ним состояли в одном клубе. Решив достойно отметить праздник, мы выпили, а потом посетили два музея блокады в Питере. Я водил экскурсии и до, и уже во время СВО. Только во время СВО перестал брать за это деньги с военнослужащих, с людей, приехавших с освобожденных территорий. Стыдно было с них брать. Ко мне приезжали ребята из МО, ребята из "Вагнера", ребята из Горловки , учившиеся в нашем Петербуржском технологическом институте. Как бы громко ни звучало, но я считал это своим гражданским долгом – водить бесплатные экскурсии, чтобы люди чувствовали себя частью большой страны.
В общем, просыпаюсь утром 24 февраля от звонка того самого приятеля. "Саня, ты в курсе, что война началась?" – спросил он. Какая война? Полез в запретный ныне "Инстаграм", а там Варламов уже ролик записал: "Друзья, началась война". Я думаю: "чего ты несешь, придурок ненормальный?" И у всех "черный день для России".
Ну какого черта? В кои-то веки страна дала решительный ответ. Ведь накануне речь шла о признании Донбасса и мне было жалко людей, поскольку подозревал какой-то очередной договорняк. А тут внезапно! Не было вопросов о том, нужна ли спецоперация. Нужна!
"Если такое происходит, то Бог с ним, после драки разберемся, кто там прав, кто виноват, но я на стороне России", – подумал я и тут же написал об этом.
Полез на ультраправые паблики, а они там уже рассказывают, как будут "стрелять русню". Ну если эти уроды против нас, то все правильно.
Я не подписал контракт сразу, поскольку думал, что война кончится быстрее, чем я окажусь в армии. Но время шло, а она все не заканчивалась. Наши войска уходили из-под Киева , из-под Харькова , случались победы и неудачи, брался Мариуполь , территория ЛНР освобождалась от нацистов. К тому времени я успел побывать здесь в качестве волонтера, пообщаться с бойцами. Думал, что увижу тут военных из кино, а увидел обычных людей с грустными лицами и жуткими историями. И чем я хуже? Понимаешь, у меня болезнь Бехтерева. Это закостенение межсуставных соединений. В принципе, с ней можно даже инвалидность оформить.
В общем, решил, что ничем я не хуже. К тому же Родине в трудную годину надо помочь. Мне показалось, что я нужен своей стране. Меня и сейчас, если честно, не покидает эта мысль.
О том, как работают на фронте штурмовики – в интервью "Штурмовик Капкан: Ангел мой, будь со мной. Ты вперед, я за тобой"
Игорь Гомольский
|