Чтобы понять, кто такой Андрей Некрасов, достаточно просмотреть его биографию [1].
У меня нет сомнений: победи на выборах г-н Саакашвили, г-н Некрасов и дальше жил бы, держа свое знание при себе, и будь. г-н Иванишвили хоть чуть-чуть пророссийским, г-н Некрасов тоже жил бы дальше, держа свое знание при себе. Это очень свойственно либералам. Но г-н Саакашвили проиграл, а г-н Иванишвили правоверно прозападен, и потому г-н Некрасов режет правду-матку с обеих рук. Ну и Бог с ним. Главное, – и в этом у меня тоже нет сомнений, – он режет ее такую, как она есть, ничего не убавляя и не додумывая. А тем самым давая читателю возможность наконец-то понять всё...
История с выборами в Грузии гораздо сложнее, чем кажется, а главное, отражает реалии гораздо более масштабные и сложные, чем просто регионально-политические.
Либералы-неоконсерваторы и в России, и в Грузии, и на Западе вешали на Иванишвили всевозможных собак, обвиняя его в порочащих связях – от кремлевских до криминальных. Самое яркое обвинение сформулировала Юлия Латынина: мол, оппозиция сделала то, чего не доделала российская армия в 2008 году.
Я был в Грузии и во время войны, и во время предвыборной кампании; люди знают мои "Уроки русского", высказывания в интервью и новый короткий фильм, показанный накануне выборов. И они хотят убедиться, что я понял их выбор. А в Тбилиси по улицам ходят (и пользуются общественным транспортом, как и я) только сторонники "Грузинской мечты". И вот что я считаю необходимым сказать в России.
Президент Саакашвили сделал тему российской угрозы основной в своей кампании, но она была второстепенной для грузинского избирателя, даже для большинства сторонников Саакашвили. Эти последние состояли в основном их двух групп. Одни – люди, интегрированные в систему Саакашвили и от нее зависящие, другие – жители регионов, судящие о действительности за пределами своего села по телеканалам, контролируемым правительством. Принцип мечты – грузинской, по аналогии с американской, – был на самом деле ключевым как раз для этой уходящей власти: жизнь большинства крайне тяжела (в стране больше половины безработных), но осуществляемый Саакашвили проект "Грузия" – это шанс для каждого.
И вот большинству грузинских граждан надоело мечтать в духе Саакашвили. И картина была бы простая – глупый народ, мол, клюнул на другую мечту, с душком советской ностальгии и постсоветских миллиардов, – если бы...
Если бы не то, что мешало мне спать несколько ночей и заставило меня дать несколько интервью оппозиционному каналу TV9, и показать там короткий фильм [2] вечером 30 сентября.
Людей с оппозиционными настроениями я встречал в Грузии на протяжении многих лет. Среди уличных случайных собеседников попадались те, кто хвалил Путина, но большинство знакомых "оппозиционеров" были типичными интеллигентами, аргументированно критикующими свою власть. При этом я ни разу не слышал той осторожно позитивной оценки путинского строя, что частенько проскальзывает в высказываниях знакомых из западноевропейских стран.
В 2008-2009 годах, когда я делал "Уроки русского", мне было трудно сосредоточиться на информации свидетельствующей якобы о диктаторских качествах Саакашвили и связанных с ним темных историях. Я общался с ним и его семьёй, он сам показывал мне, как буквально на глазах Батуми превращается в нечто вроде Лас-Вегаса. И я был возмущен поездкой Нино Бурджанадзе на поклон к Путину: после такой войны она выглядела чистейшим предательством. Гибель полицейских, сбитых, по всей видимости, кем-то из ее кортежа на демонстрации оппозиции в мае 2011-го, и побег ее мужа в (или через) Южную Осетию поставили для меня на этом "лидере оппозиции" символическую точку.
Затем на сцену вышел Бидзина Иванишвили. Сейчас я говорю не о нем, но здесь необходимо упомянуть две вещи: именно Иванишвили по принципиальным соображениям инициировал успешную PR-атаку на коммунистов перед выборами 2006 года (которые я не считаю свободными и справедливыми); он никогда не встречался с Путиным, а в самом начале 2000-х одним из первых предупреждал других крупных предпринимателей об опасности заигрывания с новой российской властью.
Я не буду пытаться воспроизвести список претензий оппозиции к Саакашвили – он очень длинный. Я долго смотрел на него через призму своей "прогрузинской" позиции в продолжавшейся российско-грузинской конфронтации. Переломный момент настал в разговорах с грузинскими коллегами, с которыми я сдружился во время войны. Уж слишком убедительно и при этом без предвзятости рассказывали они о жестко авторитарном режиме, который построил президент. Эти мои друзья не были активистами оппозиции. Они работали в государственных учреждениях и просто описывали примеры той полной нетерпимости к критике, которая был присуща Саакашвили и его системе. Людям угрожали, людей шантажировали, увольняли за сочувствие оппозиции. Расцвело доносительство. Цензура и самоцензура господствовали на телевидении.
Затем грянул скандал с видеозаписями избиений в тюрьме. В попытке понять человека, которого я в 2009-м публично называл другом, я про себя хвалил Саакашвили за искренность, которая послышалась мне в его признании: вся пенитенциарная система, которую он строил, провалилась. Признал ведь – хотя за такой провал он не может не нести ответственности.
Но с точки зрения большинства грузин все было намного хуже.
Записи избиений произвели такое впечатление на грузинское общество потому, что люди увидели в них логический результат политики Саакашвили. Жесткая борьба с "криминалом" заканчивалась издевательствами над беззащитными людьми. Успешная борьба с низовой коррупцией сопровождалась неспособностью и нежеланием создать систему сдержек и противовесов, независимого правосудия и следствия. А это привело к тому, что в верхних эшелонах общества коррупция очень даже имела место. И к тяжким преступлениям, в которых, возможно, была замешана власть.
Ия Метревели, руководитель фонда "Комаги", помогающего жертвам современных политических репрессий в Грузии, в интервью со мной назвала режим Саакашвили фашистским. Меня передернуло, и я подумал, что вырежу это слово в монтаже: уж слишком часто им бросаются в полемике с неуместной легкостью. Но затем, увидев глубокие шрамы от избиений у бывших заключенных и вспомнив, что полиция застрелила ни в чем не повинного единственного сына Метревели, я оставил в фильме эту фразу. Добавив от себя: "Фашизм – очень тяжелое обвинение. Я не могу под ним подписаться; но меня не избивали в тюрьме до полусмерти, и у меня не убили единственного сына..."
Неоспоримым мне кажется то, что Саакашвили и его команда не устояли перед извечным соблазном "цель оправдывает средства". Эта проблематика важна нам, россиянам, далеко не только потому, что нам небезразлична судьба Грузии. В политическом дискурсе нашей либеральной оппозиции слишком часто логика "цель оправдывает средства" накрывает попытку объективного, честного взгляда на вещи. Эта логика, разумеется, была и есть у левых, у националистов и путинистов – но либералы при этом претендуют на моральную чистоту. А ее нет. Гуманизм и правдивость подменяются верностью идеологии либерализма, которая хотя и подписывается под гуманистическими ценностями, всегда предпочтет им неписаную партийную дисциплину либеральной касты.
Пример? "Те, кто говорил, что Саакашвили – авторитарный лидер и фашист, – подонки, которые так и не извинились, и не извинятся, разумеется, поскольку подонки не извиняются – как диктаторы не проигрывают выборов". Так сказал [3] Шендерович. Подонки – это мать убитого полицией юноши, все многочисленные подопечные ее фонда с жуткими историями измывательств со стороны властей и, собственно большинство грузинского народа, которое другой либеральный блогер "Эха" просто и прямо назвал [4] постсовковым быдлом.
"Диктаторы не проигрывают выборов". Это верно в принципе, но это чистая демагогия в приложении к грузинской ситуации. Те, кто хвалит демократизм Саакашвили в связи с прошедшими выборами, слишком привыкли к российской действительности и не знают грузинской. У Саакашвили не было никаких шансов фальсифицировать выборы. Признать поражение было несравненно выгодней, чем рисковать быть пойманным на фальсификации. Последнее сделало бы его политическим трупом, а в нынешней ситуации он будет грозить "Грузинской мечте", пользуясь всеми демократическими правами оппозиции, которые он сам не очень-то уважал. И будет, вероятно, мечтать вернуться во власть, как Черчилль или Берлускони.
Высокомерие либерального клуба очень часто сопровождается кое-как замаскированным невежеством. "Левизна" европейской интеллигенции – это синоним образования и информированности; чем более образован и информирован человек, тем критичней он настроен по отношению к власти, которая по определению склонна к злоупотреблениям. На это можно ответить, что слишком много критики слева приводит к западногерманскому и итальянскому левацкому терроризму, не говоря о Ленине и т.д.
Этот спор вечен, ибо в самой логике заложено диалектическое противоречие. Но осознание этого и тем более элитарная или партийная предвзятость не должны делать нас циниками, мешать нам оставаться людьми. У которых, как известно, есть не только политические и профессиональные амбиции, но и чувства – солидарности, сопереживания, сострадания.
 "Андрей Некрасов")