|
Президент Башшар Аль-Асад дал интервью итальянскому телеканалу "RAI News-24", в котором подчеркнул, что основная цель Сирии сегодня – сконцентрировать усилия на ликвидации террористов и их экстремистской идеологии.
После выхода из кризиса Сирия должна стать еще сильнее, чем прежде.
Президент заявил, что большинство европейских стран не способны сыграть роль в урегулировании сирийского кризиса, поскольку они не обладают возможностями, которые позволили бы им достичь успеха и стать эффективной силой для этой роли.
Ниже приводится полный текст интервью в переводе агентства САНА:
Вопрос: Господин президент, спасибо за встречу. Мы встречаемся в очень важный момент, когда Совет Безопасности ООН единогласно утвердил резолюцию, согласно которой Сирия должна полностью ликвидировать химическое оружие. Собираетесь ли Вы соблюдать ее?
Президент: На самом деле, мы присоединились к Конвенции о запрещении химического оружия до того, как вышла эта резолюция. Мы сделали это, опираясь на инициативу России. На самом деле, речь идет о нашей воле. Конечно, мы обладаем этой волей и напоминаем, что в 2003 году мы внесли предложение в СБ ООН об освобождении Ближнего Востока от химического оружия. Поэтому, конечно, мы должны соблюдать эту резолюцию. Как показывает наша история, мы соблюдаем все договоры, которые подписываем.
Вопрос: Вы будете выполнять ее в полной мере?
Президент: В соответствии со всеми пунктами Конвенции. У нас нет каких-либо оговорок. Поэтому мы и решили присоединиться к Организации по запрещению химоружия.
Вопрос: Как Вы думаете, каким образом Вы будете осуществлять процесс ликвидации химоружия, который является очень сложным?
Президент: Этот вопрос должен быть адресован Организации по запрещению химоружия, поскольку наша роль ограничивается тем, что мы должны предоставить данные и содействовать процедурам. Но я думаю, что это - техническая сторона. Основная проблема - добраться до тех мест, где хранится химоружие, особенно если там есть террористы, которые могут создать препятствия. И уже дальше возможно решить, как избавиться от этих веществ.
Вопрос: Позвольте мне просто уточнить: это означает, что Вы будете помогать экспертам, охранять их? Потому что сейчас безопасность является очень важной проблемой в Сирии.
Президент: Конечно. Это очевидно.
Вопрос: Давайте заглянем в будущее, чтобы понять, что произойдет в Сирии в ближайшие дни, недели и месяцы. Угроза нападения на Сирию, которая несколько недель тому назад казалась очень близкой, теперь немного отдалилась. Что Вы собираетесь делать? Есть ли у Вас "дорожная карта"?
Президент: Я извиняюсь, по поводу чего?
Вопрос: По поводу политической деятельности. Я имею в виду, как Вы собираетесь использовать это время?
Президент: С самого начала кризиса мы говорили о политической деятельности и о политическом разрешении. Это очень важная часть урегулирования кризиса. Но когда у вас есть террор, вы не можете ожидать, что политическое урегулирование решит все проблемы. Несмотря на это, мы должны продолжать политический процесс.
Речь идет о встрече сирийцев за столом для обсуждения политической системы, которую они хотят, о том, как они видят будущее Сирии.
Затем все, что будет согласовано, вынесется на референдум, чтобы получить согласие сирийского народа на новую Конституцию, законы и так далее.
Это – то, что мы делали с самого начала кризиса, это – то, что мы собираемся продолжать.
Вопрос: Вернемся к началу кризиса. Означает ли это, что Вы будете обсуждать эти вопросы с оппозицией? Даже с вооруженной оппозицией?
Президент: Нет. Боевики не называются оппозицией, они называются террористами. Оппозиция является политическим понятием, у нее есть политическая программа, политическое видение. Так мы понимаем слово "оппозиция". А когда у боевиков есть оружие, когда происходят убийства, - это не оппозиция. Во всем мире это называется терроризмом. Мы можем обсуждать все вопросы с каждой оппозиционной партией. Что касается боевиков, то если они сложат оружие, мы будем готовы обсуждать с ними всё, как и с любыми другими гражданами.
Вопрос: Итак, мы приближаемся к созыву конференции "Женева-2", к мирным переговорам. Генсек ООН Пан Ги Мун сказал, что, вероятно, встреча в Женеве состоится в ноябре. Планируете ли Вы лично принять в ней участие?
Президент: Это зависит от рамок встречи в Женеве. До сих пор не ясно, что это будет за конференция, кто собирается принять в ней участие, каковы будут критерии для участников. Поэтому мы как правительство должны быть готовы, но мы не можем сказать, кто будет возглавлять нашу делегацию, пока эти вопросы не прояснятся.
Вопрос: Итак, позвольте спросить: каковым должен быть формат конференции, чтобы убедить Вас принять в ней участие?
Президент: Как я уже говорил, в ней может принять участие любая политическая партия, но мы не можем вести переговоры с организациями, связанными с "Аль-Каидой". Мы не можем вести переговоры с людьми, которые просят иностранного вмешательства и военной интервенции в Сирию.
Вопрос: Могу ли я просто назвать Катар и Саудовскую Аравию?
Президент: Позвольте мне быть откровенным: они являются государствами-марионетками, поэтому в настоящее время я говорю о Штатах - об их хозяевах, с которыми они связаны. Мы все это знаем. Так что если будут участвовать США, то присутствие марионеток не так важно. Если говорить о сирийских партиях, независимо от их названий, то я говорю об их поведении во время кризиса. Их деятельность - это то, что мы можем обсуждать.
Вопрос: Поскольку ситуация на местах очень сложная, сможете ли Вы дать доступ каким-либо международным силам, чтобы они попытались ее стабилизировать?
Президент: Это не принесет пользы, потому что мы не говорим о двух странах в состоянии войны, как, например, Сирия и Израиль, где есть четкая линия фронта, где силы ООН могут встать по обе стороны границы или линии перемирия. У нас совсем другая ситуация.
Мы говорим о бандформированиях, которые могут присутствовать везде, в любом городе, когда нет границ и нет ясных линий. Если мы, допустим, согласимся на эту идею, хотя она неприемлема для нас – где вы смогли бы дислоцировать эти войска? Никто не может нарисовать это на карте.
У нас есть бандформирования, члены которых приехали из всех уголков мира. Это – террористы, с которыми надо бороться, а не изолировать их от сирийских Вооруженных сил.
Вопрос: Мы говорили о "Женеве-2". Какова роль Европы и, в частности, Италии? Видите ли вы роль Италии в этом процессе?
Президент: Опять же, позвольте мне быть откровенным. Если мы хотим обсудить роль Италии, то должны посмотреть на нее в свете общеевропейской роли. Является ли Италия независимой от политики Европы в целом? Если нет, то кто лидирует в Европе?
Кроме того, мы должны обсудить отношения между Европой и США. Является ли Европа сегодня независимой от США в политическом смысле?
Я слышал от многих европейских лидеров, что они убеждены в том, о чем мы говорим, но не могут открыто сказать об этом. Они говорят это не в первый раз и не только во время этого кризиса. Таким образом, роль любой страны следует рассматривать в свете двух вещей: во-первых, доверия к этой стране, во-вторых, отношений между этой страной и другими.
Наша реальность сегодня такова, что большинство европейских стран приняло американскую практику в отношениях с другими странами, особенно после прихода к власти Джорджа Буша более десяти лет назад. Когда у них есть проблемы или несогласие с какой-либо страной, они прерывают с ней все отношения.
Так что, если вы хотите играть роль, то как это возможно, если между нами разорваны отношения? Как можно говорить о доверии к любой европейской стране, когда они, с одной стороны, говорят о гуманитарной помощи, а с другой – ввели самые несправедливые санкции, которые мы когда-либо видели со времен обретения Сирией независимости? Многие вещи нужно обсудить, прежде чем говорить о какой-либо роли.
Мы приветствуем любую роль. Мы поддерживаем усилия любой страны, которая хочет помочь сирийцам. Но нельзя говорить о роли, когда нет базиса для этой роли. Так что, будем откровенны, большинство европейских стран в настоящее время не имеет возможности играть эту роль, поскольку у них нет возможностей, чтобы эта роль была успешной, эффективной и действенной.
Вопрос: Очевидно, что в эти дни ситуация довольно быстро меняется. Мы слышали о телефонном разговоре между президентом США Обамой и президентом Ирана Роухани. Очевидно, что баланс в регионе так или иначе изменяется. Влияет ли это на события в Сирии?
Президент: Я думаю, что это положительно влияет, по многим причинам.
Во-первых, Иран является нашим союзником.
Во-вторых, мы доверяем иранцам.
В-третьих, иранцы, как и сирийцы, как и многие другие страны мира, не доверяют США. Я думаю, что даже многие союзники США не доверяют американской администрации.
Так что сближение Ирана с США – это не наивный ход, это - хорошо продуманный шаг, который опирается на опыт отношений иранцев с США со времен революции 1979 года. Но если американцы были честны в отношении этого сближения, то, я думаю, результаты будут положительными в отношении различных вопросов, не только сирийского кризиса, но и других региональных проблем.
Вопрос: Вы знаете, что в то время, когда нападение казалось совсем близким, Папа Римский Франциск выступил против войны. А теперь, общаясь с христианами, я видела, что они очень напуганы. Какова будет Ваша позиция по отношению к меньшинствам, в частности, к христианам, в ближайшие несколько лет?
Президент: Сирия является своего рода "плавильным котлом". Она была таковой и в дохристианские времена, и после, и до ислама, и в дальнейшем. В случае изменения демографической и социальной структуры сирийского общества могут возникнуть очень большие проблемы с будущим страны. Я не могу точно сказать, какие именно проблемы, поскольку это вопрос более сложный, чем можно предположить. Это повлияет и на другие страны в регионе.
Сирия является светской страной, сирийское общество – это светское общество. Светскость подразумевает равное отношение к каждому гражданину, независимо от его религиозной, конфессиональной и этнической принадлежности.
Поэтому, думаю, проблема этих меньшинств в Сирии, особенно христиан, в свете происходящего в последнее время - сжигания церквей, нападений на христианские селения, изгнания христиан из их домов - это не только региональная проблема. Она должна быть международной проблемой, особенно для Европы, в частности, для Италии и Ватикана.
Вопрос: Итак, господин президент, это были очень сложные недели. Эскалация началась с печально известной атаки 21-го августа. Можем ли мы вернуться к этому вопросу? Потому что Вы говорите, что обладаете убедительными доказательствами Вашей версии по этому поводу. Здесь работают инспекторы ООН. Можете ли Вы еще раз рассказать о своей версии по этому поводу?
Президент: Позвольте мне рассказать об этом вкратце. Во-первых, давайте начнем с того, что Сирийская армия вообще не использует химическое оружие, она никогда не применяла его во время кризиса. Но у нас есть все доказательства, подтверждающие, что химическое оружие применяли бандформирования.
Теперь о том, почему Сирийская армия не использовала его. Логично и реалистично предположить, что армия не будет использовать его, когда она продвигается вперед. А армия наступала. Так зачем ей было его использовать? Мы не использовали его в течение двух с половиной лет, а у нас было много трудных ситуаций в различных провинциях Сирии, у нас было гораздо больше террористов в других местах - больше, чем в провинции Дамаск. Почему мы не использовали его тогда, в более сложных ситуациях? И почему мы якобы использовали его только в том месте?
По поводу американской версии скажу следующее: мы пригласили в Сирию экспертов ООН для расследования применения химического оружия до этого инцидента. На следующий же день после их прибытия появились высказывания, будто бы Сирийская армия использовала химическое оружие. Разве это правдоподобно? Разве можно поверить в эту историю?
Почему, когда мы пригласили делегацию инспекторов приехать в марте, американцы создавали препятствия? Почему сейчас они обвиняют нас в нападении? Невозможно применять химоружие в городах, где могут погибнуть десятки тысяч человек, включая военнослужащих.
А важнее всего то, что никто не проверил достоверность видеороликов и фотографий. На многих фотографиях были изображены одни и те же дети в разных местах, многие из этих фотографий можно было взять из интернета.
С другой стороны, у нас есть фактические доказательства, такие, как вещества, которые использовали террористы. Есть признания боевиков, которые доставили эти химические вещества из соседних стран. Кроме того, в совершении этого преступления была заинтересована не Сирийская армия, а, напротив, террористы. Вот и вся история.
Вопрос: Есть ли хотя бы малейшая возможность того, что кто-то в Вашем окружении или в армии сделал это без Вашего разрешения, против Вас? Это очень сложный кризис, поэтому мы позволяем себе предположить подобное.
Президент: Это – оружие массового поражения, это – химические вещества. Можете ли Вы говорить, что в ядерной стране кто-то может использовать ядерное оружие без ведома властей? Это наивная версия, годящаяся лишь для детского рассказа. Это не граната, которую вы может положить в карман или бросить.
Процесс использования химического оружия – это очень сложная операция. Это очень трудно осуществить технически. Это, во-первых. Во-вторых, ни одно подразделение Сирийской армии не имеет у себя химического оружия. Есть специализированные подразделения, которые могли бы использовать его. Так что вновь повторю, что эта версия – лишь для детского рассказа.
Вопрос: Давайте опять вернемся к началу кризиса. В то время Вы действовали жестко против любого вида оппозиции. Сожалеете ли Вы об этом?
Президент: Мы должны определиться, что означает слово "жестко". Мы действовали в рамках Конституции.
В свое время, в 1995 году, американцы использовали армию в Лос-Анджелесе. Сможете ли вы назвать эти действия жесткими или же скажете, что власти США послали армию для борьбы с мятежниками?
В соответствии с Конституцией мы должны бороться с террористами. С самых первых недель у нас было много жертв среди армии и полиции. Так что мы действовали в соответствии с Конституцией. Это - обязанность правительства.
Если говорить об ошибках, то они могут быть совершены где угодно в мире. Несколько лет назад в Британии молодой бразилец был застрелен по ошибке, так что такое может произойти где угодно. Итак, в различных уголках мира есть разница между общей политикой и практикой на земле.
Вопрос: Но не считаете ли Вы, что у Вас был шанс сделать в то время что-то большее, чтобы изменить направление событий? Иногда политики могут признать некоторые ошибки.
Президент: Каждый человек может ошибиться, и это нормально. Но как вы можете судить о вашей ошибке? Об этом можно говорить после окончания кризиса, а не во время него. Итак, мы находимся в середине кризиса. Об ошибках можно судить в конце кризиса. Тогда люди смогут критиковать нас на объективной основе, а не произвольным образом.
Вопрос: Вы когда-нибудь думали уйти из власти ради Вашей страны? Вы когда-нибудь задумывались над тем, чтобы покинуть свою страну, если взамен будут достигнуты мир и стабильность для Вашего народа?
Президент: Это зависит от сущности слова "если". Если бы я оставил свой пост, и это сделало бы ситуацию лучше, то ответ был бы очень простым: конечно, да. Но есть другой вопрос: а станет ли ситуация лучше?
Как президент я считаю, что обязан оставаться на своем посту. Когда вокруг бушует шторм, капитан не должен покидать корабль. Его миссия – привести корабль к безопасному берегу. Так и я не должен покинуть сирийский народ.
Вопрос: Мог бы быть такой сценарий, согласно которому Вы сможете привести Ваш корабль к безопасному берегу? И что Вы тогда станете делать дальше?
Президент: Как я сказал ранее, политический диалог очень важен для обсуждения будущего Сирии и ее политической системы. Второй момент – необходимо прекратить насилие, поток террористов из-за рубежа, остановить их финансовую поддержку, снабжение их оружием и другие виды помощи. Если мы не добьемся успеха в этом, то не сможем решить политическую сторону проблемы.
Если говорить обо мне и моем посте, то единственный способ решить эту проблему – урны для голосования. Потому что именно так сирийский народ сможет сказать, чего он хочет.
Что касается меня, то я прислушаюсь к воле сирийского народа. Другого пути нет ни в одной стране. Это - решение каждого сирийского гражданина.
Вопрос: Вы собираетесь принять участие в выборах 2014 года?
Президент: Если до выборов я почувствую, что сирийский народ хочет этого, я буду баллотироваться. Если нет, то не буду.
Вопрос: Господин президент, я помню, что в начале Вашего президентского срока на Вас смотрели как на символ надежды для Сирии, так как все считали, что Вы пришли на этот пост, чтобы придать обществу более открытый и современный облик. Молодежь и интеллигенция именно так смотрели на Вас. Затем что-то произошло между началом и нынешним этапом. Считаете ли Вы, что есть шанс что-либо коренным образом изменить, чтобы вернуть к себе такое отношение?
Президент: Необходимо отметить внутренние и внешние факторы. Мы - часть очень сложного региона.
Внутренним фактором является то, что когда мы говорим о реформах, то это – не реформы президента или правительства. Правительство и президент должны возглавить процесс реформ, но он касается общества в целом, поскольку это – вопрос его культуры. Дело не только в законах и Конституции. Законы и Конституция – это средства для изменений, но реальные изменения осуществляются самим народом. В соответствии с нашей реальностью, с нашей тысячелетней цивилизацией, мы говорим о нравах, обычаях, традициях. Это взаимосвязано в любом обществе. Наше общество очень своеобразно из-за взаимодействия различных культур. Мы двигались вперед, и вы не можете сказать, что мы ничего не достигли. Некоторые говорят, что это неправда, что этот процесс был слишком медленным, но такие оценки субъективны.
Каждый видит ситуацию по-своему. Но в конечном счете, никто не может сказать, что мы топтались на месте. Мы продвигались вперед, может быть, медленно, но верно. Это во-первых.
Во-вторых, нужно сказать о внешних препятствиях. Спустя 2 месяца после того, как я стал президентом, началась интифада в Палестине, которая повлияла на все страны арабского мира. Тогда провалился мирный процесс.
Затем произошли события 11 сентября, и мы стали одной из стран, которые за это расплатились. Когда США оккупировали Афганистан, мы были против этого.
Затем был оккупирован Ирак, и мы также были против. После 2003 года, после вторжения в Ирак, Запад решил наказать Сирию и ввел эмбарго. Был только небольшой период искусственного примирения между Сирией и Западом, но это нельзя назвать примирением в полной мере, – в период между 2008 и 2011 годами. Почему искусственным? Потому что оно происходило под эгидой американцев. И, кроме того, страны Европы не являются независимыми.
Теперь у нас кризис. Когда мы говорим о реформах, для них нужна другая атмосфера. Должны быть благоприятные экономические, политические и идеологические условия.
Не забывайте, что одним из негативных факторов, и внешним, и внутренним, является идеологическая экспансия "Аль-Каиды" в арабские общества, в том числе – в часть сирийского общества.
Вы не можете говорить о реформах и демократии, когда существует идеология, носители которой не приемлют иных мыслей или мнений. А демократия, реальная демократия, предполагает принятие другого мнения.
Я могу сказать, что у нас есть воля, чтобы двигаться вперед в этом направлении, но объем реформ будет ограничен нашей реальностью.
Вопрос: Последний вопрос. Если сейчас основная угроза отступила, то что бы Вы могли сказать своему народу по поводу будущего?
Президент: Я считаю, что единственное, что я могу сказать сейчас, - это то, что перед нами нет иного выбора, кроме защиты нашей страны. Сначала мы должны сконцентрировать все усилия, чтобы избавиться от террористов и их идеологии. Затем, когда мы преодолеем кризис, перед нами встанет много новых задач, чтобы преодолеть его последствия, в частности, идеологические, психологические, социальные. Но я могу с уверенностью сказать, что мы сможем сделать Сирию намного лучше, чем до кризиса.
Вопрос: И даже провести реформы, которые требуют люди?
Президент: Да , конечно. Нам нужны реформы. Мы ничего не сможем сделать без реформ. Реформы являются очень важной часть того, о чем я говорю. На самом деле, они сделают Сирию лучше. Но я не стараюсь обнадежить иностранные государства. Я стремлюсь быть надеждой сирийцев, а не любой другой стороны.
Корреспондент: Я желаю Вам всего самого наилучшего. Большое спасибо, господин Президент. Спасибо за то, что уделили нам время.
Президент: Спасибо, что приехали в Сирию.
| 